Кожа на лице у Тридцатьпятика была розово-белой, гладкой и нежной, как у молоденькой девушки. Он был хорошо отмыт, весь благоухал и одет был в новенький черный спортивный костюм. Обрадованные Жерар и Ланселот постеснялись притронуться к такому красавчику, но он сам кинулся обнимать их. — Вы видите, видите, какой я стал? — Прямо маленький лорд Фаунтлерой!

— Это вы про мои локоны? Я хотел их остричь, но Ванда с Ингой не дали: они со мной как в куклы играют — то наряжают, то причесывают. Предупреждаю, ребята, после исцеления они вас замучают!

— Лично я совсем не прочь, — ухмыльнулся Жерар.

— С тобой все ясно, Жерар. Ребята, а где коляска? — На пол-яруса позади. — Я побежал к ней!

И он помчался вниз, подхватив свой мешок, из которого торчал длинный поблескивающий стержень.

— Вот так, друг Ланселот Озерный! — сказал Жерар. — Чего-то подобного я и ждал. У парнишки в мешке инструменты, и он собирается чинить твой "катафалк".

Ланселот ничего не ответил и снова откинулся к стене, сделав вид, что дремлет. Он боялся поверить в то, что Тридцатьпятику в самом деле удастся починить его коляску. Мальчик долго не появлялся, и Ланселот с Жераром оба уснули, чтобы не терять силы и время на беспокойство. Потом они услышали сквозь шум ветра шаги Тридцатьпятика, а еще через несколько минут увидели его, катящего перед собой коляску.

— Получайте ваш транспорт, ребята! До бежит теперь до самого верха, только вдвоем в коляску не садитесь. — Как тебе это удалось, Тридцатьпятик?

— Да очень просто. Я же говорил вам, что занимался механикой в гараже у нас дома, так что я знал примерно, что нужно купить и принести сюда, чтобы починить эту бедную "катафалку". Пришлось ехать в старый город, чтобы купить нужные инструменты на базаре. Кстати, вам крупно по везло, ребята: если бы не сегодняшний ремонт, "катафалка" наша стала бы несколькими ярусами выше — она вся была забита песком. Я все почистил и смазал, теперь она гораздо легче пойдет.

— Ну спасибо, Тридцатьпятик! Скажи-ка, а как ты себя чувствуешь? — Потрясающе! — Так тебя Ванда с Ингой забрали к себе?

— Конечно. Там и для тебя комната приготовлена, Жерар, так что ты о будущем не волнуйся. Ты только первым прийди на своем финише.

— Я постараюсь, Тридцатьпятик. Слушай, а как, кстати, твое настоящее имя? В "Бегунке" об этом не было ни слова.

— И не будет. Когда Мессия меня исцелял, рядом с ним стоял мой отец. Он ничего мне не сказал, но по его глазам я понял, что если я назову свое настоящее имя — из Башни через час вынесут мой красивый труп. Я сказал, что хочу сохранить свое имя в тайне.

— Вот как… Ну что ж, оставайся для нас Тридцатьпятиком. — Девицы сократили меня до Пятика.

— Под любым именем ты наш друг, — улыбнулся Ланселот.

— Вот и я так думаю. Все, ребята, я должен бежать, а то еще встречу отца — он каждое утро является к Мессии на заседание Совета мирового правительства. — Так он у тебя министр, что ли?

— Он людскими ресурсами занимается, человечество счастливит. Ну пока! Скоро увидимся с тобой, Жерар! А после — с тобой, Ланс. Желаю вам удачи. — Счастливо, Пятик! Будь осторожен! — Постараюсь!

Ловкий мальчишка быстро вскарабкался по веревке на балкон. Жерар привязал к концу веревки мешок с инструментами, Пятик втянул ее, отвязал веревку, уложил ее в сумку, помахал друзьям и исчез.

— Ну как коляска, сэр Ланселот Позорный? — спросил Жерар, когда Ланселот уселся в нее и проехал несколько метров.

— Коляска — блеск! Идет втрое легче, чем раньше. А почему это я Ланселот Позорный? Чем же это я так опозорился?

— А тем, что своих друзей посчитал чуть не за дерьмо, которым в нас зрители бросают. — Я так никогда не считал.

— Тогда зачем настаивал, чтобы я бросил тебя и шел вперед один? Для красоты, что ли, для позы? В таком случае ты — Ланселот Позёрный. — Жерар!

— Что "Жерар"? Ты скажи прямо — стыд но тебе? — Стыдно.

— Ладно, тогда поехали! Мы уже черт знает сколько времени потеряли. И в наказание ты теперь будешь спать до тех пор, пока на трассу не выйдут служители!

Жерар взялся за спинку коляски, и Ланселот не осмелился ему возразить, к тому же коляска и впрямь шла теперь гораздо легче. Он откинул голову и уснул.

Рассвело. Оба заметили, что на этой высоте было светло, когда внизу Вечный город еще лежал в предутреннем сумраке. Вот-вот на трассе должны были появиться служители и клоны. Но сначала появилась Ванда. Легкой тенью она соскользнула с балкона по веревке, подбежала к Лансу и тронула его за плечо.

Убедившись, что он не спит, она разбудила Жерара. На плече у нее был рюкзачок, из которого она достала небольшую клетчатую салфетку, расстелила ее прямо на асфальте и стала сервировать им завтрак: термос с кофе, горячие булочки, сыр и апельсины.

— Балуешь ты нас, Ванда. И на ходу бы отлично поели.

— Еще придется на ходу есть. Давайте, загружайтесь калориями! Для тебя, Ланс, есть еще кое-что. Мы с Ингой были у Дженни в Гефсимании. Вот тебе от нее записка и еще вот это, — Ванда достала со дна мешка и протянула ему маленькую бутылочку и свернутую бумажку. "Ланселот, еще не поздно — вернись! Твоя Дженни", — прочел он.

— А это что? — спросил он, разглядывая крохотную стеклянную бутылочку с нарисованным на ней крестиком.

— Это святая вода. Дженни велела тебе пить ее по глотку и мазать раны на руках.

— Ах, Дженни, чудачка моя неисправимая! — засмеялся Ланселот. Он поцеловал бутылочку и спрятал ее в карман рубашки. — Лечиться святой водой я, конечно, не стану, но все равно — спасибо. Этот сувенир будет мне напоминать о ней.

— А я бы посоветовала тебе пить святую воду по глоточку каждый день. Мы с Ингой пьем.

— Вы что, верите в ее чудодейственные свойства?

— Верим. Мы вообще верим, то есть веруем. В Господа нашего Иисуса Христа. А еще мы скоро крестимся. И Пятик с нами. Надеюсь, вы оба попадете на наши крестины. Жерар и Ланселот переглянулись. — Вот те раз! — сказал Жерар.

— Неужели это моя Дженни так скоро вас обработала? — удивился Ланселот.

— Спуститесь с Башни — сами все узнаете, — сказала Ванда. Очень ей не хотелось сейчас открывать друзьям тайну исцелений Антихриста.

Накормив их, Ванда собрала свой рюкзачок и тем же путем сиганула обратно на балкон.

Жерар встал на свое место и начал толкать коляску.

Вскоре появились служители и разнесли пакеты и газеты. Получив газетку, Жерар отдал ее Ланселоту, а сам предложил двигаться дальше: он знал, что сегодня — его финиш, а потому не хотел терять ни минуты. — Жерар! Может, ты хоть теперь…

— Ланселот, ты на свои руки давно смотрел? После моего финиша тебе надо одному пройти еще десять ярусов, самых коротких, но и самых крутых, между прочим. Я думаю, что ты до финиша дойдешь если не завтра к вечеру, то уж послезавтра точно, и я хочу, чтобы ты сегодня поберег руки. Лучше почитай вслух газету. Про нас чего-нибудь пишут? — Гм… Кое-что пишут. "К радости большинства участников и зрителей, знаменитая группа паломников, которую болельщики метко окрестили "Веселым катафалком", приказала долго жить. Туда и дорога! С отвращением наблюдали зрители, как пятеро калек, если не сказать уродов, облепив коляску главного калеки, нагло нацепившего на себя красную куртку, день за днем публично демонстрировали редкие душевные пороки: варварскую небрезгливость к чужому телу, латентную сексуальность, отсутствие спортивной гордости и крайне низкую конкурентоспособность. Если бы эти люди верили в себя, разве стали бы они сбиваться в такую плотную кучу на глазах у всех зрителей? Да, трое из них показали неплохие результаты, но главным образом за счет других двух участников: Тридцать третий и Тридцать четвертый участники изо всех сил помогали выиграть мальчишке-уроду и двум тяжело и безобразно больным девушкам. Надо ли добавлять, что с тех пор никто больше не видел на Башне этих победителей — двух девушек и мальчика! Теперь их кавалеры поплатились за свое ложное милосердие: справедливо негодующие зрители позволили себе маленькую шалость — бросили в "катафалк" небольшой камушек. Этот крохотный "сувенир", брошенный с высоты искреннего негодования, оказался роковым для "Веселого катафалка": коляска Тридцать третьего рассыпалась на мелкие части, и они раскатились по всей трассе. Безногий, безответно взывая к милосердию безрукого, остался лежать там же, а номер Тридцать четвертый побрел в одиночестве к финишу, морально уничтоженный и физически обессиленный. Так оба урода бесславно сошли с дистанции". Ну как тебе?